-160-

2. Мадагаскар

    Мадагаскар пережил период колониализма, повлиявший на развитие его культуры. Нам показалось полезным сделать не­сколько вводных замечаний, которые помогут лучше понять за­тронутую тему.

     Стало привычным говорить об «Африке и Мадагаскаре», чтобы подчеркнуть, что «Великий остров» хотя и часть Афри­канского региона, но отличается именно своим островным поло­жением. Исторические данные указывают на то, что основная часть обитателей острова происходит не с соседнего континента, а из более отдаленных стран Юго-Восточной Азии, это и объяс­няет большое антропологическое разнообразие населения. Каж­дый народ внес свой вклад в развитие самобытной культуры Мадагаскара, которую и застанут европейцы с началом эпохи колонизации и которую они попытаются если не изменить по образу и подобию своей собственной культуры, то по крайней  мере повлиять таким образом, чтобы уничтожить ее своеобра­зие.

     Колонизаторами были французы, которые уже пытались (но безуспешно) в XVII в. подчинить Мадагаскар. В то время он был государством международного права, признанным такими державами, как Великобритания или США (с которыми он за­ключил договоры на двусторонней основе), так же как и самой Францией. Политика колониальной экспансии европейских стран, в частности Великобритании и Франции, привела к поте­ре малагасийцами национальной независимости. Произошло это в результате соглашения между данными двумя странами по поводу раздела сфер влияния в Восточной Африке и Индий­ском океане, закрепленного договором от 5 августа 1890 г. По этому договору — прелюдии Антанты — Великобритания полу­чала свободу действий в Занзибаре, а Франция — на Мадага­скаре. Французы нашли предлог, чтобы послать на остров свой экспедиционный корпус. Побежденное силой оружия, малага­сийское правительство вынуждено было подписать 1 октября 1895 г. договор, закреплявший условия французского протек­тората. Победители нашли и другие предлоги, чтобы превратить 6 августа 1896 г. договор о протекторате в закон об аннексии Мадагаскара.

-161-

     Малагасийская культура в доколониальный период. Но, преж­де всего, что мы понимаем под «культурой»? Это понимают по-разному не только в разных странах, но и деятели одной стра­ны. В широком смысле это — совокупность социальных, религи­озных структур и т. д., так же как проявления умственные, творческие и т. д., которыми характеризуется любое общество. Африканский писатель и поэт Л. Сенгор, например, определяет культуру как знание духовных и материальных ценностей прошлого и настоящего.

    Близки или как-то соприкасаемы понятия культуры и циви­лизации? Для одних цивилизация представляет совокупность признаков, присущих интеллектуальной, моральной и матери­альной жизни страны или общества. Для других — составляю­щими цивилизации страны или общества являются география, история, язык, литература, искусство, политические и социаль­ные институты.

     Скажем кратко о малагасийской культуре, или цивилиза­ции, до ее «встречи» с культурой колонизатора, т. е. с фран­цузской культурой. Сначала обрисуем малагасийца, субъекта и объекта этой культуры. Это — житель острова, очень эмоцио­нальный, восприимчивый к окружающей действительности, со склонностью к переходу в меланхолическое настроение. Человек душевный, малагасиец редко проявляет свои чувства, даже ко­гда он охвачен сильным волнением. Большое значение он при­дает слову, так как малагасийская культура до начала XIX в. основывалась на устных традициях. Малагасийский язык, с некоторыми диалектными различиями, единый для всего острова, принадлежит семье индонезийских языков; он располагает очень богатой лексикой, с помощью которой можно выразить различные оттенки мысли. Он также очень образный, о чем сви­детельствуют хайнтени¹ и пословицы. Философия малагасий­цев — спиритуалистская, основанная на первичности духа, как это показывают многочисленные пословицы. Наиболее извест­ная из них: «Человек — дух (или душа)», т. е. суть (сущность) человека заключается в его душе. И во второй пословице мате­риальная сторона отодвигается на второй план: «Лучше потерять деньги, чем дружбу». Малагасийская философия восхваля­ет умеренность и дух согласия; например, когда двое спорят, она предлагает решение вопроса в пословице: «Один не любит горячее, другой — холодное, сделайте теплое и живите вместе»².

     Моральный кодекс мальгашей покоится на четырех устоях: боге, совести, «цини» и «туди». По природе своей малагасиец теист, он верит в существование невидимого, всемогущего бога, который вознаграждает или наказывает. Изучающие малага­сийский язык знают пословицу: «Прислушивайтесь не к тишине долины, а к богу над вашей головой». Как бы перекликаясь с этой пословицей, другая намекает на голос совести, что-то вроде гласа божьего в душе каждого из нас: «Лучше быть пре­следуемым злым быком, чем голосом совести». Два специфиче­ски

-162-

мальгашских понятия, выраженных двумя почти не перево­димыми словами «цини» и «туди»,   играют   главенствующую роль в жизни малагасийца. «Цини» — порицание, или упрек, и «туди»³ — возвращение чего-то. «Цини» касается того, кто ос­корбляет бога, предков или члена общины. Оно подразумевает неизбежность наказания в форме жизненных неудач или прев­ратностей судьбы. Можно избежать   наказания, раскаявшись или попросив прощения⁴. Можно   извиниться   или попросить прощения заранее. «Туди» же приводит малагасийца в ужас, так как он ожидает ответного удара (от судьбы) за плохой поступок, совершенный им по отношению к ближнему. И наобо­рот, за благородный поступок он рассчитывает на вознаграждение. В отличие от «цини» «туди» не допускает извинения (т. е. просить прощения бесполезно), так как связано с умышленным поступком. Другими словами, от последствий «цини» уйти мож­но, последствия же «туди» неотвратимы.

      Дав общее представление о малагасийце и философии, кото­рой он руководствуется в жизни, перейдем к краткому описа­нию основных черт малагасийской   культуры.   «Жизнь сладка или ценна»⁵. Это известная поговорка, которая определяет всю систему личной и общественной жизни малагасийца. На верши­не иерархии сил, дающих жизнь, находится «Андриаманича» — Бог-творец. Затем идут предки, объект культового поклонения,: хотя они и не считаются богами. Таким образом, предков упрек­нуть в чем-то можно, но бог объектом «цини» быть не можете никогда. Источник жизни — семья, и велико уважение малагасийца к «рай-амандрени» — отцу и матери⁶. Ребенок, продол­жатель жизни, — объект особой привязанности, о чем свидетель­ствуют такие ласковые обращения к нему, как «сумбин'ни ай­на, силаки ни айна, менаки ни айна»⁷ (частичка жизни, кусо­чек жизни, масло жизни). Жизнь отдельного человека, конечно, ценный дар, но жизнь коллектива не. менее ценна, так как его главное богатство — люди («ни улуна ну харена»)⁸. Это заме­чание наводит нас на два основных  понятия, с которыми свя­зана общественная жизнь малагасийца: «фихаванана» и «фукунулуна».

    «Фихаванана» — это узы   родства    (хавана — родственник: или родственники⁹ в широком смысле слова), которые распространяются на членов крестьянской общины. Они предполагают взаимную помощь в счастливых обстоятельствах личной и об­щественной жизни малагасийца, еще более тогда, когда случа­ются несчастья: это первая   ступень таких   взаимоотношений, когда одни хавана помогают другим, надеясь на взаимность. В нравственном отношении это основывается на уважении прав и достоинства ближнего. Именно на этом уровне действует вза­имное уважение, охраняющее личность ближнего¹⁰. Во множе­стве пословиц и поговорок говорится об этом. Не меньшее ко­личество пословиц посвящено   подлинной   дружбе,   к которой; должно приводить взаимное уважение, могущее без развития

-163-

привести лишь к лицемерной форме отношений. Именно в этом характер малагасийца с его задушевностью получает свое раз­витие и полностью раскрывается.

   «Фукунулуна» — система общинной организации крестьян, предполагающая на основе «фихаванана» единение людей во всех областях жизни. Все на службе каждого, и каждый на службе всех. «Валинтанана» — самое древнее выражение этой солидарности¹¹. Она состоит в объединении для совместной ра­боты у кого-нибудь из членов общины «фукунулуны»¹², напри­мер, на рисовом поле. Так, сегодня все работают на рисовом поле Ракуту, завтра — на поле Рабе и т.д. Эта система не свя­зана ни с индивидуализмом, ни с коллективизмом, но с «фукунализмом», явлением специфически малагасийским. Ныне эта система распространяется в форме децентрализованных сооб­ществ разных размеров: от первичной ячейки («фукунтани»¹³) до провинции («фаритани») через промежуточные администра­тивно-территориальные единицы «фирайсана» и «фивундрунуна», управляемые лицами, которых избрали члены «фукуну­луны».

     Европейская культура стала проникать на Мадагаскар в на­чале XIX в., в частности в годы царствования Радама I, благо­склонно относившегося к иностранному влиянию. В 1818 г. на остров высаживаются первые британские миссионеры (Лондон­ское общество миссионеров), привозят с собой английский язык и транскрибируют малагасийское произношение по простой гра­фической системе, используя буквы латинского алфавита. Их религиозные миссии открывают школы, и образование быстро распространяется по острову, особенно в его центральной части. Британское влияние оказалось доминирующим как в культур­ном плане, так и в области политики, где английский стал язы­ком малагасийской дипломатии. В малагасийском словаре по­явились английские заимствования, и некоторые патронимы вы­едают английское происхождение. Малагасийские медики из Ме­дицинской школы получали образование на английском языке. "Журнал «Антананариву Эньюэл» публикует на английском языке результаты различных исследований, проведенных британца­ми на Мадагаскаре.

    Накануне колонизации малагасийская   культура,   спаянная единым для всего острова языком, представляла  удивительное единство. Традиционная шкала ценностей остается той же по всему острову. Например, устные традиции передаются по всем районам острова в форме пословиц, понимаемых везде одинако­во. Всюду распространены те же воззрения: первичность духа над материей, склонность малагасийца к   индивидуальным и коллективным формам жизни в духе   «фихаванана»,   которая порождает, в свою очередь, такую форму человеческого сообщества, как «фукунулуна».

   Феномен колонизации и малагасийская культура. В этом разделе рассматриваются следующие вопросы: культурная по­-

-164-

литика Гальени; движение тайного общества ВВС и изменение политики; малагасийская культура и французская интеллиген­ция; влияние французской культуры на культуру малагасийцев; малагасийская культура на пороге независимости.

    Присоединение Мадагаскара к Франции в 1896 г. совпало с назначением генерала Гальени на пост первого генерального губернатора острова. Он принимал участие в колониальных войнах в Африке, но высшая административная должность во вновь завоеванной стране была для него новой. Это был чело­век сугубо военный, озабоченный восстановлением порядка в стране, особенно в условиях, когда восстания напоминали французской администрации, что население острова не было соглас­но с новым порядком. Гальени проводил политику так называе­мого умиротворения, а в области культуры — политику импе­риализма под прикрытием ассимиляции населения. Его первый циркуляр об образовании от 5 октября 1896 г. гласил: «Мада­гаскар стал французской территорией. Французский язык, сле­довательно, должен стать основой образовательных программ во всех школах острова». Его озабоченность, направленная на подчинение всего установлению французской власти, очевидна. А цель состояла в том, чтобы побежденному населению навя­зать язык победителя и через язык — влияние цивилизации и культуры Франции. В циркуляре говорится, впрочем, о том, что в этом заключается «один из мощнейших рычагов приобщения к идеям и цивилизации Франции». По мнению Гальени, победа Франции давала ей право навязывать побежденным народам: свой язык. Малагасийцы должны признать превосходство фран­цузской цивилизации и раз навсегда склонить свои головы пе­ред фактом военной оккупации.

   Однако Гальени не удовольствовался результатами военной: победы; он захотел довершить военную победу победой мораль­ной, в некотором роде завоеванием сердец. В этом выразилась, двойственность его натуры. В одной из инструкций, изданных в 1903 г., он говорит о «завоевании симпатий аннексированных, народов». Впрочем, его идеи, ассимиляции населения видоизменились со временем, и, вместо того чтобы говорить о попытках: сделать из малагасийцев цветное население Франции, он зая­вил, что малагасийцы должны оставаться малагасийцами, со­хранив свои традиции, обычаи и образ мысли. Именно в этом: ракурсе надо понимать создание   Малагасийской   академии в 1902 г., призванной изучать язык, этнологию и социологию ма­лагасийцев, так же как доколониальное сообщество малагасий­цев и даже их прошлое. Разительная перемена позиции у того, кто еще несколько лет назад проповедовал превращение всего малагасийского во французское и стремился заставить малага­сийцев забыть их собственную историю. Изменившиеся взгляды Гальени встретили поддержку не у всех его сподвижников и: были поставлены под сомнение генеральными губернаторами, последовавшими за ним.

-165-

   Малагасийский язык в системе образования был сохранен:; он был основой начальной школы. Французский язык могли изучать лучшие из малагасийских учащихся. От всеобщей или полной ассимиляции пришлось отказаться довольно быстро. По мнению одного из представителей французской администрации того времени, «интенсивное обучение французскому языку моло­дых людей, не освоивших нормально и родного языка, является посевом в бесплодную почву». В таких условиях оставалось одно: создавать функционеров низшего ранга, так же как ре­месленников и подсобных рабочих для французских колонистов..

  Колониальная администрация обнаруживает в 1916 г. су­ществование тайного общества под названием ВВС («ви», «ва­ту», «сакелика» — железо, камень, росток), которое она подозревает в намерении расшатать устои колониального режима. На это пробуждение малагасийского национализма колониаль­ная администрация ответила понижением уровня образования, которое она еще более направила в русло профессионально-технического обучения. Из школьных программ были изъяты не только история и география Мадагаскара, что было понятно, но и история и география Франции. Сфера французского языка в образовании расширилась за счет сокращения часов преподава­ния малагасийского языка. Сужение сферы использования малагасийского языка должно было привести к печальным резуль­татам и закончиться появлением пропасти между образованием на малагасийском и французском языках. Колониальная адми­нистрация искала различные способы, пытаясь отыскать наилучшую формулу, которая бы обеспечивала большее распро­странение французской культуры. Она потерпела ряд сокруши­тельных поражений и решилась прибегнуть к новой политике лишь после поучительных событий 1947 г.

    Вторая мировая война заставила молчать малагасийских националистов, но после разгрома фашистских держав они вновь подняли свой голос. Они потребовали, хотя и безрезультатно, для своей страны статус вольного государства в рамках фран­цузского Союза. 29 мая 1947 г. вспыхнуло восстание, жестока подавленное колонизаторами, но вызвавшее неизбежные пере­мены в жизни страны, в частности в области культуры. Так, ма­лагасийскому языку вернули достоинство, и удельный вес его в системе образования увеличился; такие предметы, как история и география, были возвращены в школьные программы.

     Несмотря на то что в период колонизации малагасийская культура занимала неподобающее ей место, она вызвала инте­рес у некоторых представителей французской интеллигенции на Мадагаскаре и даже во Франции. Очень немногие из француз­ских писателей воспользовались малагасийским как своим ра­бочим языком. Наиболее известный из них — отец Калле, собравший в своем монументальном труде «Тантаран'ни Андриана» («История царей») фрагменты малагасийской истории, рас­сказанные ему бардами, носителями устных традиций малага­-

-166-

сийского народа. Этот «цветок устной малагасийской литерату­ры», по форме представляющий упомянутые «хайнтени», при­влек внимание Жана Полана, который перевел произведение на французский язык и познакомил Францию с этим жанром малагасийского искусства. Другие авторы заинтересовались ма­лагасийскими сказками. История Мадагаскара стала более из­вестна благодаря таким французским историкам, как Дешан. Специалисты малагасийского языка также оказались француза­ми. Французскими юристами было изучено также древнее ма­лагасийское право, в частности коды 1878 и 1881 гг., действо­вавшие в монархический период мерина. Французские этнологи объездили весь остров, собирая описания нравов и обычаев раз­личных его этносов и осуществляя сравнительные исследования.

    Это интеллектуальное движение возглавила Малагасийская академия, руководимая французами и имевшая в своем составе мало специалистов малагасийского происхождения. В то время не было ни университета, ни научно-исследовательских институ­тов, поэтому академия была местом встреч научных работни­ков, занимавшихся малагасийскими проблемами. Надо воздать должное французским исследователям того времени, которые своими работами в том или ином плане обогатили малагасий­скую культуру, сделали ее более известной в мире, хотя она и занимала зависимое положение в обществе по сравнению с французской культурой.

    Зависимость малагасийцев от французов в области культу­ры сказалась в доминирующем положении в обществе фран­цузского языка, на котором, к счастью, говорила и интеллекту­альная элита малагасийского народа. Эти представители интел­лигенции, надо сказать, были очарованы красотой и богатством французского языка, а также способом выражения французско­го мышления. Достаточно быстро появилась школа поэтов и пи­сателей, пишущих на французском языке. Наиболее известный среди них, бесспорно, поэт Рабеаривелу, который, несмотря на европейское образование, считает себя (и является таковым) глубоко малагасийским поэтом. Именно Рабеаривелу называет французский язык «магией, эликсиром, опиумом». Его друг Рабеманандзара говорит о французском языке как о «предмете, к которому ты привык как к одежде, которую долго носил и не решаешься убрать в глубину шкафа, поскольку в ней хорошо себя чувствуешь и она прекрасно облегает все твое тело». Для Радземиса-Руалисона оба языка, французский и малагасий­ский, дополняют друг друга. Основные преимущества малага­сийского языка состоят в его «образности, ритме, поэтическом шарме, гармонии и красноречии», тогда как главные качества французского языка видятся в его «ясности, живости, правиль­ности и точности». Объединенные качества этих языков, говорит он, дают синтез западного интеллекта и восточной мудрости.

  Нетрудно представить, что 65 лет вынужденного сосущество­вания дали себя знать и малагасийская культура подверглась

-167-

влияниям культуры колонизаторов. В малагасийский словарь попали более или менее мальгашизированные французские заимствования. Интеллектуальное поведение малагасийцев также не лишено французского влияния. Если малагасийский язык великолепно справляется с выражением чувств и состояний души, он испытывает затруднения относительно технического и науч­ного словаря: новые слова в этой области он заимствует во французском языке, обогащая при этом свой лексический сос­тав. Пуристы следили за несмешением обоих языков в обыден­ной жизни, а малагасийские журналы, например, превратились в стражей чистоты малагасийского языка.

  Истины ради следует сказать, что малагасийская интелли­генция отличала французскую культуру, в которой она охотно, черпала вдохновение, от французского колониализма, против которого она выступала вместе с малагасийскими национали­стами. Рабаманандзара — историческая фигура антиколониаль­ной борьбы, поэт и писатель Мадагаскара, пишущий на фран­цузском языке, утверждает, что «французская культура также принадлежит и нам», но говорит также, что французский язык по охвату международной аудитории представляет для малага­сийских патриотов инструмент борьбы за достижение независи­мости.

     Мы уже упоминали, что после событий 1947 г. колониальные власти вернули достойное место малагасийскому языку, основ­ному инструменту малагасийской культуры: языку предостави­ли его место в социальной структуре. С появлением в школь­ных программах учебников по истории малагасийцев можно го­ворить о наметившемся повороте в культурной политике, сов­павшем с либеральными веяниями послевоенных лет.

     Единство языка на Мадагаскаре, так же как и общность нравов и обычаев, — краеугольные камни малагасийской культуры, традиционные ценности которой не были серьезно затро­нуты колониальным феноменом, доходившим в своей культур­ной экспансии, или так называемом окультуривании, до депер­сонализации малагасийца. Колонизаторы не смогли уничтожить язык, культурная ценность которого подтверждается постоянно обогащающимся литературным наследием в устной и письмен­ной формах. Надо сказать, что этот язык требует определенно­го приспособления к современной жизни, но он способен, не те­ряя своего достоинства, воспринимать лексические пласты иностранных заимствований.

     С учетом всех факторов можно утверждать, что малагасий­ская культура прошла испытание колониализмом без непопра­вимых потерь. В условиях завоеванной независимости она сы­грает роль в создании малагасийской нации, восстановленной в своем достоинстве.

  Малагасийская культура в постколониальный период. Рас­смотрим положение в период Первой Республики. Он начался 26 июня 1960 г., в день провозглашения независимости, и длил­-

-168-

ся до 18 мая 1972 г., когда президент Циранана вручил полно­мочия генералу Рамананцуа. Мы исключаем период с 14 октября 1958 г. по 26 июня 1960 г., так как Мадагаскар, извест­ный тогда как Малагасийская Республика, пользовался лишь автономным управлением и не был признан международным со­обществом.

   Мадагаскар развивает в этот период свою экономику, куль­туру и социальные структуры. Создаются планы развития, первый из которых охватывает 1964—1968 гг., второй начал пре­творяться в жизнь в 1970 г., но был прерван событиями 1972 г. Одна из главных целей этих планов состояла в создании для отдаленных от центра провинций таких условий, при которых они могли бы ликвидировать свое отставание от центральных районов острова в области начального и среднего образования. Начавшая формироваться и существовавшая еще до получения независимости университетская база была превращена в Национальный институт высшего образования, но сам универси­тет появился лишь в июле 1961 г.

    Культурная деколонизация развертывалась параллельно с процессом мальгашизации. Эта последняя осуществлялась в двух формах: с одной стороны, в школьные программы вноси­лись такие изменения, которые бы учитывали малагасийские реалии и ценности, с другой — малагасийский язык вводился в качестве языка обучения. В первом случае речь шла главным образом о воспитании гражданственности, знании свой истории, географии, наук, связаных с окружающей средой; во втором — о преподавании на малагасийском языке. Возникли споры меж­ду сторонниками преподавания всех дисциплин на французском языке (с использованием программ, перенесенных без измене­ния из Франции) и защитниками использования малагасийского языка на всех ступенях образования без снижения уровня про­грамм. Для первых освоение подлинной всемирной культуры возможно только таким путем, вторые же не расположены при­носить на алтарь всемирной культуры в качестве жертвы мала­гасийский язык, неотделимый для них от национальных ценно­стей. Администрация Первой Республики не приняла ни той ни другой стороны, а предпочла промежуточную позицию, повлекшую за собой зависимость от бывшей метрополии, в частности в области формирования профессорско-преподаватель- ского сос­тава.

  Деколонизация в области культуры представляется, таким образом, полной неожиданных препятствий. Их появится еще больше в сфере высшего образования, так как был создан прак­тически французский университет на малагасийской почве. Этот вопрос достоин более пристального рассмотрения, так как имен­но студенты начали революцию 1972 г., сокрушившую в конце концов Первую Республику.

   26 июня 1960 г., сразу же после провозглашения независимо­сти, Мадагаскар подписал ряд так называемых соглашений по

-169-

сотрудничеству с бывшей метрополией. Одно из этих соглаше­ний касалось франко-малагасийского сотрудничества в сфере высшего образования. Основные положения документа включа­ли: равноправное использование малагасийского и французского языков, обеспечение французской стороной преподаватель­скими кадрами и взятие на себя части расходов по функциони­рованию Университета Мадагаскара и его оборудованию, пра­вовую эквивалентность дипломов, присвоенных в Университете Мадагаскара и во французских университетах.

     На практике упоминание об использовании малагасийского языка повисло в воздухе, так как французская сторона реши­тельно не была настроена на выполнение этого пункта соглаше­ния. Принцип же правовой эквивалентности дипломов оправды­вал приезд французских преподавателей для поддержания уровня преподавания, сравнимого с уровнем преподавания во Франции. Поэтому подавляющее большинство преподавателей Университета Мадагаскара были французами, пользующимися значительными привилегиями по сравнению с их малагасийски­ми малочисленными коллегами. Университету было присвоено имя Шарля де Голля в знак признательности за предоставление Мадагаскару независимости и в благодарность бывшей метро­полии за создание университетских инфрастуктур.

   Таким образом, после предоставления независимости Мада­гаскару воздействие Франции в области культуры оказалось даже более сильным, чем в период колонизации. Эта парадок­сальная позиция объясняется поведением представителей ма­лагасийской администрации, которые не сумели или не посмели занять принципиальную позицию для разрыва с колониальным прошлым. Это положение объяснялось также тем фактом, что бывшие колонизаторы верили, что независимость, предостав­ленная на основе взаимного согласия,, благоприятствовала «культурному империализму». Ход событий опровергает тех и других, так как восстание в мае 1972 г. имело главной причиной неудовлетворенность и обделенность в правах малагасийской интеллигенции.

    Следует считать, что Вторая Республика началась с 1975 г., когда Дидье Рацирака получил свой президентский мандат, а период с 1972 по 1975 г. может рассматриваться как промежуточный. Позиция главы государства в области культурной поли­тики изложена в Хартии малагасийской социалистической рево­люции. Он предлагает одновременное использование малагасий­ского и французского языков на разных ступенях образования. «Не следует под предлогом деколонизации отвергать все то цен­ное и полезное, что принесли колонизаторы, — пишет он. — Не стоит, приобретя независимость, выбрасывать в море трактора и сельскохозяйственные машины только потому, что ими поль­зовались наши эксплуататоры».

   Оправдывая сохранение в стране французского языка, пре­зидент Рацирака приводит пример вьетнамских борцов, кото­

-170-

рые с помощью захваченного трофейного оружия выбросили хо­зяев этого оружия за пределы своей родины. «Хотят с этим считаться или нет, французский язык представляет собой оружие, которым следует воспользоваться. Следует признать, что мы еще долго будем испытывать необходимость в этом языке, как в окне, открытом в технически оснащенный мир, и малагасиец от этого только выиграет».

  Малагасийский лидер энергично поддерживает идею пер­вичности национального языка. В то же время он пропаганди­рует двуязычие и рекомендует даже многоязычие, так как «го­ворить на другом языке не означает выражать свои мысли другими словами, но мыслить иначе и одновременно мыслить иное». Президент Рацирака высказывает пожелание, чтобы каждый малагасиец, считаясь с реальным положением вещей, говорил на двух или трех иностранных языках, что отвечает ин­тересам страны, поскольку каждый язык является проводником культуры народа, который на нем говорит. Президент призыва­ет своих граждан к освоению многих культур.

   В заключение отметим, что колонизация, драматический мо­мент истории, противопоставила малагасийскую культуру куль­туре колонизатора. Этот последний попытался, не довольствуясь политикой навязывания своих требований, уничтожить культу­ру покоренного народа. Колониальные власти достаточно быст­ро поняли, что их попытки обречены на провал и духовное подавление народа гораздо труднее осуществить, чем покорить его военной силой. Колонизаторы рассчитывали также на то, что малагасийцы окажутся неспособными оказать сопротивление политике, лишающей их национальной самобытности. Малагасийская культура, однако, прошла через все испытания колони­ального периода без непоправимых потерь. После приобретения Мадагаскаром независимости она является равной среди других культур и, поднимаясь выше, тяготеет к всемирной культуре, в рамках которой будут сосуществовать все человеческие цивилизации, стремясь к миру на земле, идеалу всей нашей планеты.

 ПРИМЕЧАНИЯ^*

¹  Фольклорная форма поэтических куплетов, с которыми мастера хайнтени часто выступали, соревнуясь друг с другом.

² Как ни парадоксально, смысл малагасийских пословиц в их недоговоренности, недосказанности. Их надо «додумывать», так как они намекают. А правильно додумать можно, лишь зная малагасийские реалии. В приведенной пословице делается намек на то, что бог вездесущ и всегда наблюдает за вами, что бы вы ни делали.

³  «Туди» означает и «возвращение», и «наказание». Смешение этих зна­чений и придает ему тот смысл, который вкладывают малагасийцы в данном употреблении.

⁴  По-малагасийски «извините» — «мьяла цини»,, т. е. дословно — «снимите  (с меня) цини».

-171-

⁵  Эту поговорку, очевидно, правильнее было бы перевести на европейский лад как «жизнь прекрасна».

⁶ Понятие «родители» передается по-малагасийски именно этим сочетани­ем, обозначающим буквально «отец с матерью».

⁷  «Менака» — масло (арахисовое или кокосовое), очень ценит